Попытка Беатрикс отвлечь его так и не вызвала ничего, кроме быстро дёрнувшегося уголка губы — даже выражение лица не изменилось, слишком Тео сосредоточен на том, что только что произошло, слишком старается не давать воли эмоциям и тем более не позволить им отразиться на лице. Выходит постольку-поскольку.
Что и правда заставляет его быстро и едва заметно улыбнуться, так это то, как явно Беатрикс осторожничает с вином: если не присматриваться, то сделала глоток и сделала, но он-то смотрел на неё и понял, что она едва смочила губы. Но даже если он слегка насмешничает над ней и над тем, что девочка не иначе как пару десятилетий не позволяет себе толком пить (с тех самых пор, как он сделал ей выволочку), он же и одобряет это решение — сегодня так точно. Беатрикс и так до сих пор не хватает умения чувствовать, когда нужно прикусить язык, и в принципе способности прикусывать язык, даже когда ей говорят это сделать, и исключить лишние риски сегодня будет более чем разумно.
Он слушает разговор, даже если не включается в него, не считая пары-тройки фраз и междометий, которые обычно показывают собеседнику заинтересованность, но в основном всё своё внимание Тео направляет на отменную еду. А ведь это не меню Пэласа: здесь никогда не делали ставку на итальянскую кухню. Может, Ланца притащил какого-нибудь своего знакомого? Но если у человека такие умения, то почему у него нет собственного ресторана, где и собралась бы вся бандитская братия?
А с другой стороны, не плевать ли ему? Главное не слишком забивать желудок: ещё неизвестно, как придётся отсюда выбираться… Хотя нет, брось, Тео, что за параноидальный бред! Не будь хуже твоей ученицы! Ну ладно она — ни опыта, ни возраста, чтобы понять, что в таких местах никого не убивают, а если кто-то и умирает, то явно не по воле хозяина вечера, потому что от таких смертей только скандалы, неприятности с полицией, косые взгляды гостей и большой, просто очень большой ущерб репутации. Такие места — не для убийств. И ты это знаешь, так что нечего себя накручивать. Не говоря уже о том, что у Джимми Ланца точно нет ни малейшего желания кончать парнишку, на которого он ставит: на кой хрен рубить сук, на котором сидишь?..
— Что? — он отвлекается от еды, но даже не успевает в полной мере осмыслить вопрос Беатрикс, а она уже тянет его танцевать. Проклятый Пэлас! — Ну Трикси! — капризно возмущается он уже на пути к танцполу.
Вообще-то он планировал переварить еду, а затем включиться в ненавязчивый диалог, а затем подождать, когда Ланца вспомнит о них, но у его ученицы как всегда собственные планы. Тео смотрит на неё укоризненно, но послушно ведёт в танце.
— Тебе бы платье для этого, — лениво замечает он, но на самом деле не всерьёз: не человеку, который танцевал в женском платье, переживать из-за того, что его партнёрша по танцам носит брюки. Она возмущается, и он покатывается со смеху, даже не пытаясь скрыть этого. — Значит, тебе придётся себя сдерживать: ты, чёрт побери, среди итальянцев! Из католиков, наверное, только они и ирландцы так религиозны, что святее папы римского. Они хотя бы знают, кто они такие и откуда родом, — он фыркает, глядя на Беатрикс с явным намёком: а ты-то кто, девочка?
Это, в сущности, и не оскорбление, да и чего они все ждали от какого-то япошки, неизвестно как затесавшегося на этой прелестной итальянской вечеринке? Так что Тео даже не пытается скрывать своё фырканье, да и итальянцы с чувством юмора наверняка оценят его выпад, если услышат. Они, впрочем, даже войти во вкус танца не успевают. Тео подставляет ученице локоть, и они следуют за провожатым. И стоило вообще подниматься из-за стола?
— Помни, что я тебе говорил, — тихо бросает он.
Ланца ждёт их в отдельной комнате, больше всего похожей на эти ресторанные закутки для гостей, которые слишком высокого о себе мнения, чтобы трапезничать в общем зале — только еды здесь сейчас нет. Джимми покинул гостей только ради пары-тройки приватных разговоров, а не чтобы отгородиться от всех и есть в тишине: этого ему могли бы и не простить. Тео не садится за стол — останавливается у закрывшейся двери.
— Мистер Ланца.
— Ну что вы стоите, молодой человек — и мисс Лоуренс заставляете стоять! Присаживайтесь.
Ланца сейчас ещё больше похож на добродушного дядюшку во главе большой семьи, который разбирает все семейные конфликты и неизменно находит справедливое решение. Опасный человек — для человека так тем более. Возможно, он уступает нью-йоркским акулам, привычным крутить реальные дела в реальных уличных войнах, но он всё равно не дурак. Тео выпускает руку Беатрикс и садится.
— Могу я узнать, почему на самом деле не приехал мистер Сакурай? — Ланца спрашивает вполне добродушно, но глаза остаются прежними: спокойными и оценивающими.
— Можете, — Тео поводит плечами. — Думаю, вы догадываетесь и сами. До войны Японский квартал и Чайнатаун находились по соседству. Моему отцу пришлось столкнуться с погромами от рук простых американцев и в дальнейшем — с обвинениями от целого государства в том, что все японцы по определению предатели Америки и шпионы Японии. Вы знаете, что было дальше. Старого Японского квартала больше нет: когда он опустел, и всех японцев вывезли в концлагеря, их место заняли чёрные. Он тоже потерял тогда свой дом.
Хотя, к счастью, Тео никуда не вывозили — к счастью для всех, кто попытался бы. По лицу Ланцы видно, что он хочет прервать рассказ: очевидно, он и сам прекрасно помнит сороковые годы, и, возможно, он и его родственники тоже пострадали в это время, и его не нужно учить истории Сан-Франциско. Но Джимми Ланца достаточно умён, чтобы не перебивать. И Тео заканчивает:
— Старый Японский квартал исчез, но старые связи его пережили. Хироки Сакурай уже много лет поддерживает дружеские отношения с Чайнатауном. Кто-то говорит, это потому что узкоглазые держатся друг друга, — Тео криво ухмыляется, — но я бы сказал, что это потому что одни узкоглазые меньше шарахаются от других узкоглазых — естественно, что сотрудничать в первую очередь начинаешь с теми, кто не смотрит на тебя, как на грязь под ногами.
Вы ведь понимаете, о чём я, господин Ланца? Вы ведь не дурак. Китайцы предложили дружбу первыми. Китайцам было плевать на разрез глаз: их он вполне устраивал. Китайцы обращались к некроманту с уважением, которого он заслуживает — нет ничего удивительного, что он не спешит отказываться от старой дружбы.
— Ва Чин сейчас на подъёме, как и некоторые другие парни из Чайнатауна — но вы это, думаю, знаете и без меня.
— Так мистер Сакурай отказался, потому что уже сотрудничает с Ва Чин?
— Мистеру Сакураю всё равно, с кем сотрудничать: его не волнует политика улиц. Он не отказывался — иначе не прислал бы меня и мисс Лоуренс. Он не принадлежит ни к китайцам, ни к итальянцам, и конфликты мафии и китайских банд его не касаются. Но он понимает, что у вас или Ва Чин на этот счёт может быть другое мнение, и не хочет осложнять отношения между нами всеми. Его появление на таком вечере едва ли осталось бы незамеченным, и Ва Чин могли бы неправильно его понять. Но он согласен на сотрудничество. Если вас это не затруднит, вы могли бы обратиться к нему с личным заказом, без лишних свидетелей — и это всем нам упростило бы жизнь.
— Мне очень жаль слышать, что моё обращение вызвало такую реакцию, — негромко говорит Ланца. — Я надеялся предложить мистеру Сакураю свою дружбу, а в ответ…
— О, вы не поняли. Мистер Сакурай согласен на дружбу. Он полагает себя в праве водить дружбу со всеми, кто ему приятен — но дружеские отношения с человеком не лишают его права самостоятельно выбирать себе других друзей, как думаете?
Ланца молчит несколько секунд, пожёвывая губу. Что за страсть к эксклюзивности у некоторых людей? Что изменится для него от сотрудничества Хироки Сакурая с китайцами или кем-нибудь ещё? Не войны мёртвых же они начнут: для этого у них ни сил, ни умений.
— Но… — осторожно добавляет Тео. — Мне бы хотелось кое-что добавить от себя. О деле. Может, расскажете, что вам требуется? Вы не специалист в таких вопросах, и как знать, может, вам и не потребуется кто-то калибра Хироки Сакурая — достаточно будет и одного из его учеников.
