i f    h a p p y    l i t t l e    b l u e b i r d s     f l y     b e y o n d    t h e    r a i n b o w
why can't i?

с б е ж а л а. его лицо мрачнеет само собой, отражая внезапно вспыхнувшую ненависть к едва знакомому человеку (достаточно знакомому, чтобы почувствовать отвращение). особенно дико прислушиваться к её словам, сидя здесь, на фоне прогрессивного общества и громкого, скандального #metoo. однако, сильнее брови хмурятся от осознания того, что человек, не имевший на то права, распорядился чужими жизнями (без преувеличений) по своему желанию. упорное чувство некого обмана только распаляет негодование, и никакой стакан воды не погасит. алекс должен был знать правду. его внимательный взгляд следит за каждым движением _ жестом карины, а в голове отчего-то звенит знакомый женский голос. слухи-слухи-слухи. «не огорчайся, в твоём окружении много молоденьких, будет кого спонсировать, правда?» — выкатывая чемодан в прихожую, мэдди улыбалась зловеще, получая явное удовольствие от разговора (её монолога); будто завтрашним утром передовые украсят заголовки о новой молодой пассии мистера форсайта, ставшей яблоком раздора (напишут: запретный плод) и причиной развода. никаких статей на следующий день не публиковалось, но на какую-то предательскую секунду алекс ощутил прилив холодящего страха, — слухи разрушают самые безупречные репутации и казалось бы, крепкие браки. 

— уже напился, — заканчивает за неё фразу, вдруг улыбаясь и собирая «смешливые» морщины в уголках глаз.  — ты права, — улыбка задерживается на лице на мгновенье и гаснет постепенно, снова под грузом слов, объясняющих буквально всё. оказывается, никаких ж е н и х о в, сулящих «долго и счастливо», никакой уничтоженной репутации, а всего лишь чьи-то безграничные амбиции и жестокость, какой орудовать способны поистине только люди. иззи не зря говорит, что людей боится больше, чем бродячих собак или красных лисиц из лесов массачусетса. они совершенно невинны. взгляд застывает на ярком пятне — букете на столешнице, пока пальцы едва касаются прохладного стекла стакана. вера в любовь истлела безвозвратно на пепелище брака, когда-то обещающего сказку из тех самых семейных фильмов о дюжине детей. но отчего-то алекс верит в любовь, которой достойна карина. никто в мире не заслужил больше любви, чем она, настрадавшись от безобразного отца. краем глаза он замечает намёк на слёзы, затаившиеся в её красивых глазах, поднявшихся к небу; и брови поднимаются, больше не хмурятся. только бы она не плакала. слишком больно. алекс молчаливо мотает головой, отрицая её извинения, — никто из них не должен извиняться. — мне так жаль, — всё, что он способен произнести, осознавая уровень своего эгоизма; следовало задуматься раньше над тем, что карине пришлось пережить в этой клетке и пожалуй, меньше думать о себе. 

на какое-то время он забывается, так и оставшись только с водой, отказавшись от полноценного заказа. на данный момент довольно пищи для размышлений, и ему бы переваривать, да только последствия тяжести пищи не сказать, что положительные. обычно кидается за таблетками в домашней аптечке, а здесь хватается за возможность отвлечься, пусть на парочку минут — непременно подействует. рисунки перед ним снова вызывают невольную улыбку (замечает как улыбается карина и тихо выдыхает). на чердаке их конкордского дома хранятся коробки, полные детских рисунков, и должно быть, коллекция обновится. дети замечают детали, видят то, чего не видят взрослые, будто живут в совершенно другом мире. а на самом деле, мир — один. дело, разумеется во взгляде, — они разные. иначе бы алекс не раздумывая прямо сейчас повернул свою жизнь в сторону лучшего. 

— не хочешь оставить себе один? они замечательные, правда? — интонация делается задумчивой. мэри наверняка заинтересуется и придётся объясняться.  — это очень серьёзное предупреждение, я, конечно, прислушаюсь, — поднимает взгляд на карину, ловя её улыбку. он всегда стремился её рассмешить или хотя бы заставить улыбаться, потому что улыбка её украшает и добавляет сияния куда более завораживающего, чем любое красивое платье. хочется остаться в моменте, когда можно улыбаться друг другу, что совершенно естественно говоря о детях; когда неприятное осознание остаётся где-то на периферии. в мире взрослых недостаточно правду услышать, — её необходимо осознать, чтобы жить / двигаться дальше и желательно, вперёд. одна неожиданность сменяется другой довольно шустро, не позволяя вернуться к той самой периферии. алекс едва удерживает вопрос «так скоро?», отрываясь от спинки стула и бросая взгляд на походящего официанта. взгляд падает на руку карины, накрывшей теплом его собственную. только не хватало мурашек по коже, алекс. он едва ли улавливает что происходит, но по умолчанию готов выполнить любую просьбу слишком небезразличного человека; иззи непременно бы заявила, что папочка организовал бы полёт на луну, если бы потребовалось. иззи знает своего отца слишком хорошо и её голос звучит в голове порой вместо своего. порой она — его внутренний голос. взамен ему ничего не нужно. он в этом уверен, а быть может, ошибается и ошибался всегда. осматривается по сторонам, дабы увериться в том, что никого / ничего подозрительного / угрожающего безопасности поблизости нет. самый охраняемый район вашингтона — самый безопасный. он крепче сжимает её руку теперь в своей, набираясь решимости уйти прочь. 

— буду думать, что ты всю жизнь мечтала увидеть дно вашингтона во всей красе, — бросает взгляд на карину, которая слишком близко; до того «слишком», что плечами сталкиваются и аромат её приятный будоражит то ли сознание, то ли душу. — всё хорошо? что-то случилось? дрянной кофе? только скажи, всех заставлю поставить одну звёздочку. может быть, добьёмся их закрытия, — он, конечно отшучивается привычно, пряча за слоем неряшливости налёт тревоги. оборачивается напоследок, прежде чем отойти от ресторана, и ничего подозрительного снова не замечает. 

[indent]

[    b u t    a r e    y o u    a f r a i d    i ' l l    s t a n d    g u a r d    f o r    y o u     ]

i f    y o u r    b e d    i s    t o o    c o l d    —    just call me
tell me    h o w     //    tell me    w h e r e     //    tell me    w h e n

[indent]
как выяснилось, карина не была счастлива, равно как и не была занята порядочным парнем, существовавшим в мечтах господина ю. хорошая новость? алекс сжимает и разжимает пальцы руки, в которой держал её руку, кажется в сотый раз. разумеется, пришлось отпустить. разумеется, испытав толику неловкости, когда просияло озарение: они выглядят подобно парам, проходящим мимо в своей размеренности, влюблённости и духом «пусть весь мир подождёт». некоторое время он смотрит вниз и молчит, наконец найдя должное место рукам — карманы джинс. мигом перестали походить на пару, вероятно. не успев выстроить маршрут (так как мысли вертятся в хмуром урагане), он доверился интуиции, выводящей к мемориалу линкольну, где прямоугольное строение, подпёртое массивными колоннами, сверкающий бассейн с прохладной водой и вид на знаменитый обелиск, острым концом пронзающий небо. будто бы обессилено падает на ступеньку, выдыхает наконец и вытягивает ноги, чувствуя себя совершенно свободно. от воды веет прохладой, а за спиной высятся тридцать шесть колонн американского парфенона и взирает сам линкольн, искусно слепленный из мраморных кусков. 

— люблю это место. здесь начинаешь трезво мыслить. может быть потому, что иначе стыдно перед ним, — кивает в сторону скульптуры за колоннами, — и очаровательная риз уизерспун в роли элли вудс всем доказала, что блондинки не безнадёжны, когда встретилась с ним, — пропускает улыбку, прежде чем ненадолго погрузиться в раздумья, — обо всём в одночасье. безмятежная гладь навевает умиротворение, редкие туристы, разбросанные по внушительным мраморным ступеням, своими негромкими разговорами устанавливают какую-то идиллию. вдали гудят, сигналят автомобили, проносятся то «скорые», то патрульные, — жизнь продолжается, продолжается. продолжается, слышишь?  — а знаешь, когда увидел тебя в самолёте, первое что подумал: она счастлива с тем парнем? наверное, больше всего этого хотелось. весь мой мир рухнул, никогда больше не пойду в тот ресторан, — он будто бы шутит, однако остаётся задумчиво-серьёзным, глядя вдаль. порушившийся мир — вовсе не шутки. 

— о нашей дружбе многое можно было сказать. отсюда не самые приятные выводы. твой отец только утвердил мои опасения. ну, знаешь, женатый мужчина нашёл себе игрушку и всё в таком духе, — упирается ладонями в холодящий мрамор. в сегодняшних откровениях решает идти до предела. — в каком-то смысле он был прав, тебе нужен был определённо неженатый парень, — голос звучит будто бы веселее и алекс усмехается, вскидывая брови и косясь в сторону карины. — видимо здесь нет ни моей, ни уж точно твоей вины. мне только жаль, что не смог помочь тебе раньше, — и на этих словах поворачивает голову в её сторону, всматриваясь так внимательно и жадно, словно пытается насмотреться в последний раз. думать о том, что встреча последняя не хочется вовсе и даже не думается. в его воображении незаметно _ тихо рисуется будущее, где они будут встречаться хотя бы раз в год и отправлять открытки / фотографии в мессенджерах по праздникам. «мне очень стыдно показываться в этом свитере, но ты оценишь мои жертвы», — замечательная подпись к рождественскому фото. — и ты правильно поступила, я горжусь тобой. он тоже, — снова кивает за спину, едва-едва улыбаясь, — он отменил рабство в этой стране, но наверняка догадывался, что этого недостаточно. тем не менее, ни один человек не должен находиться в клетке. ты очень смелая, если решилась сбежать. никогда не извиняйся за это, — невольно находит её руку, чтобы ободряюще сжать и заверить в правильности каждого решения, принятого самой кариной.  — а мне достаточно того, что не уничтожил твою репутацию, и не важно, что ты могла этого хотеть, про нас не писали статей и ты меня не ненавидишь. этого более чем достаточно, чтобы жить дальше, — только руку приходится убрать, дабы стеречь границы допустимого / не переступить ненароком, не вернуться к тому, что, теперь одинокому мужчине нужно с кем-то развлечься. произнеся последнее слово, алекс наконец-то чувствует себя действительно свободным и ничто не гложет душу; хочется глубже вдыхать сладкий воздух последних весенних дней; хочется пробежать вокруг прямоугольного бассейна, расплескать воду и стать самой запоминающейся достопримечательностью для наблюдателей; или, подобно герою геройских комиксов, взобраться на самую макушку монумента. эффект карины неизменно удивительный (удивляющий). быть может, ещё потребуется время чтобы окончательно высвободиться, привыкнуть к лёгкости и позволить себе нечто, от чего постоянно открещивался, но этот вечер определённо станет чем-то особенным. его стоило отметить в календаре. 

— я не сомневаюсь в том, что у тебя будет всё, чего ты хочешь. главное, не забудь позвать на свадьбу, ладно? я должен увидеть твой окончательный триумф, — так ли хочется увидеть это своими глазами, алекс? — а теперь о социальных бабочках, — оживившись, поднимается со ступени и хорошенько потягивается. стоя будто бы лучше видно, какие ещё места следует посетить; а времени остаётся намного меньше, чем хочется.  — почему же неуместно? у нас никогда не было запретов на темы. не припомню. свобода слова — наше всё. социальность — моё проклятье, ты же знаешь, — протягивает ей руку, а нечто коварное на задворках сознания подсчитывает, сколько раз они касались друг друга. каждое прикосновение к руке отпечатывается чем-то запрещённым и желанным заодно. на сей раз он касается её пальцев невесомо, в очередной раз поддаваясь страху. 

— а с другой стороны, это становится привычным: когда приезжаешь в новую страну, на следующий день у тебя десяток новых друзей, сотня знакомых и тысячи глаз, которые увидят твоё фото на новостном портале. это что-то вроде зависимости, — в лёгкой задумчивости спускается по ступеням — на ступеньку ниже, — и продолжает удерживать её пальцы, словно бы спуститься самостоятельно карина не сможет; а может быть, это всего лишь отголоски хорошего бабушкиного воспитания — английского и манерного. по крайней мере, у алекса имеется непробиваемое прикрытие. а потом они идут вдоль бассейна, отражающего саму славу монумента; чем ближе к скверу, тем слышнее щебечут вечерние птицы и стихает шум суетливых улиц.  — я бы мог порвать с общественностью, но пока не могу. куда интереснее продвигать интересы своей страны в массы, чем сидеть в кабинете безвылазно и отчитываться самолично перед президентом. может, получится из этого что-то хорошее, — пожимает плечами, не подозревая то, что спустя недолгое время получит то самое судьбоносное назначение в сеул. теперь сполна алекс ощущает, сколь сильно скучал по разговорам — важным и не очень; карина всегда выражала понимания больше, чем мэдди, помощь которой порой требовалась. его метания иногда следует останавливать и она справлялась отвратительно, полагая что выбирать «повышение или старое место» мужчина должен сугубо сам, — вопрос ведь, мужской и вовсе не про очередную модную съёмку. 

[indent] с кариной легко.

[indent]  [indent] с кариной хорошо.

[indent]  [indent]  [indent] с кариной не хочется расставаться. 

«иззи, перестань сходить с ума и помоги сестре собрать вещи», — он записывает первое голосовое, когда они проходят в сумерках и тенях сада первой леди — одного из садов и оранжерей, окруживших капитолий; едва ли долгая, неторопливая прогулка напоминала экскурсию, когда алекс был слишком увлечён душевными беседами, а не разношёрстными фактами о местах. а потом, узнав особый сигнал (в ином случае телефон остался сигналить в кармане), алекс был вынужден отвлечься на дела насущные _ семейные. иззи возмущалась громко и долго, алекс не располагал наушниками и снизив громкость, не имел терпения дослушать до конца. не хочется карину окунать в семейные скандалы с первого дня долгожданного воссоединения. «сплин, проследи чтобы вовремя выехали. вовремя. вовремя — это значит на час раньше, чёрт знает какие неполадки в аэропорту на этот раз. проверь места и мэри не должна сидеть одна», — отправляет второе сообщение, и любой девушке, которая решится на отношения с ним, придётся столкнуться с неизбежностью. впрочем, ни одна девушка из его опыта, неудачного, не нашла сил _ причин эту неизбежность одолеть. ведь за вторым обязательно будет третье. «а потом ты позвонишь жене?» — звенит недовольный голос, лицо обладательницы которого давно из памяти стёрлось. ненужную информацию он удаляет быстро и наверняка. усмехается забавляющим воспоминаниям, прежде чем зажать кнопку. «нет, мэри, остаться ещё не получится. обещаю, мы сходим в музей», — и на этом раздача ценных указаний завершается. 

— дети, — качает головой, — завтра прилетают, не сказать, что домой. вашингтон трудно считать своим домом. это скорее, место работы. что же, у нас в запасе ещё как минимум одиннадцать минут, — он мысленно выбирает путь наиболее длинный до припаркованной машины, чтобы оттянуть момент расставания. у карины наверняка обратный рейс, а ему встречать детей утром. наверняка, они не могли провести больше времени вместе.  — я отвезу тебя, и ты не будешь отказываться. нет, не будешь, — почти суровый тон глушит очень скоро сиплый смех. разве что им придётся вернуться туда, откуда какое-то время назад сбегали. алекс не чувствовал времени и уж точно не занимался подсчётами. единственное, что напоминает о передвижении стрелки часов, — сгущающиеся сумерки, вспыхивающие фонари, городские огни, затмевающие сияние первых звёзд в небе. 

в салоне его машины перманентный кавардак: мягкие игрушки, фломастеры, ручки, блокноты, наушники, липнущие к одежде стикеры и наклейки (мэри обожает коллекционировать), ненавязчивый аромат детского печенья, розовая бутылка для воды с принцессами, — и однажды уважаемый конгрессмен роджерс поинтересовался, всерьёз ли эта вещица принадлежит мистеру форсайту. довольно странно разъезжать по центру вашингтона с этим беспорядком, но алекс свыкся ровно в тот момент, когда мэделин заявила о разводе. теперь в салоне сидит карина и должно быть, наблюдает весь этот детско-подростковый мир во всей красе. мысленно стоило благодарить кого-то за то, что аэропорт и отель поблизости располагаются на приличном расстоянии от центра, — они смогли украсть ещё немного времени. а ему не приходит в голову поинтересоваться, когда у неё выходной или «можно ли украсть тебя, потому что мне надоело красть время?»; вместо этого алекс ритмично постукивает пальцами по рулю, пытаясь смириться с тем, что карину самое время выпускать из его своеобразного плена. поглядывает на неё, мельком улыбается, отводит взгляд и через пару секунд снова поглядывает. ты невыносимый, алекс. 

— тебе нужно идти, — будто она того не знает, — завтра непростой день, — у тебя, алекс, потому что придётся разбирать детские вещи, решать родительские и рабочие задачки. — спасибо за то, что... рассказала обо всём. теперь я буду намного спокойнее спать. это был замечательный день, я бы повторил, — едва слышный щелчок сообщает о разблокированной двери и более её ничего не удерживает в этом салоне. по меньшей мере, стоит проявить искреннюю благодарность за вечер, который карина подарила ему; взгляд невзначай падает на кулон — его подарок; взгляд будто впервые касается обнажённых плеч — сияние кожи буквально притягивает, зачаровывает в янтарном освещении фасада отеля. этот будоражащий свет вливается внутрь. а в его голову вливаются сумасшедшие мысли о том, сколь красивая она сегодня. и это в машине, в которой ты возишь детей! алекс понимает вдруг, что не может её отпустить, не может пережить со спокойствием этот миг, когда выходит из машины, не давая никаких обещаний. не может снова её потерять. не может, не может, не может. шустро отстёгивая ремень безопасности, хватает карину за руку, заставляя вернуться на сиденье и возможно, посмотреть в свои глаза — отчаянно ищет зрительного контакта. немного сумасшедший.  — сколько же мы с тобой не увидимся, карина? снова? — смотрит в глаза упрямо, ожидая какого-то удовлетворяющего ответа. любой наблюдатель имеет право заявить, что друзья т а к не смотря и т а к и е вопросы не задают. друзья так не делают. постепенно алекс понимает, если не эти простые истинны, то нечто другое. никто не способен дать желаемый ответ, пока она в небе, а он — меж границами, по миру и без знания будущего. его максимум: три года в какой-то стране, где карины точно может не быть. где-то очень далеко. он делает над собой усилие, улыбается и отпускает её руки, которые удерживал — какое по счёту прикосновение? 

в заметках об алексе непременно должен числиться пункт: совершенно не умеет прощаться. стоило отпустить карину, пристегнуться и настроиться на долгую поездку, — собирался прожигать бензин пока сердцебиение не уймётся, — как приходит ужасающее осознание. снова судорожные движения ведут к тому, что никуда не уезжает, а напротив, выбирается из машины и догоняет карину, которая благо, не успевает зайти внутрь. иначе прибавилось бы наблюдателей этого разыгравшегося действа в жанре странной мелодрамы; впрочем, именно в мелодрамах лучшего сорта главным героям предписано не понимать свои чувства / игнорировать / отмахиваться. он догоняет её, удерживается на сей раз от касаний, не понимая куда руки в общем-то деть. герой мелодрамы произнёс бы нечто романтичное, чего нельзя сказать об алексе: 

— я забыл рисунки, представляешь! — выдыхая после короткой пробежки, прячется за широкой какой-то мальчишеской улыбкой, — ей-богу, рядом с кариной молодеет на лет двадцать; а если бы знал, если бы только знал и заметил, что на обратной стороне написан номер, бежал бы через весь город не останавливаясь. а ведь она могла улететь обратно в сеул, так и не отдав ему рисунки. женские сумочки кажутся слишком коварной вещью, ведь больше не нашлось места, куда положить рисунки. теперь он стоит с глупой улыбкой на лице, собираясь забрать с в о ё. ничего не случается зря, даже забытые вещи в чьей-то сумке, в чём предстоит убедиться прямо сейчас. за спиной слышатся шаги, а через несколько секунд и голос. алекс вспоминает о том, что так и не поинтересовался причинами внезапного побега из-под зонтика ресторана. 

— я не понял, принцесса, что за фигня? — незнакомый ему парень разводит руками, предъявляя серьёзную претензию всем своим видом, будто имеет на то законные права. просовывая руки в карманы спортивных брюк, подходит к ним ближе, отметая вариант «обознался». никакого запаха алкоголя алекс не улавливает, впрочем, наркотические вещества не всегда пахнут и черт знает, чем занимался этот парень сегодняшним вечером.  — ты решила меня кинуть? — тон голоса этого парня явно не приходится по душе, и рука сама собой поднимается, упирается в чужое плечо, дабы не подошёл к ней ещё б л и ж е. парень останавливается, только ухмыляется до отвращения и желания врезать кулаком по этой же ухмылке; не то, чтобы алекс был замечен за избиением прохожих или подозрительных парней, однако ситуация совершенно особенная.  — вот с этим? серьёзно? — бросает насмешливо _ пренебрежительно, кивая на алекса и окончательно отбивая желание разбираться в том, что происходит. 

— карина, ты его знаешь? как много у тебя знакомых здесь? — выгибает бровь, осматривая таким же пренебрежительно _ уничижительным взглядом человека незнакомого, но успевшего уничтожить любые поводы для знакомства. быть может, карина успела обзавестись парочкой друзей / парней в вашингтоне, о чём, разумеется, алекс не знает и отчего-то знать не желает, особенно если все они настолько отвратительны. здравый рассудок заявляет о том, что карина никогда не станет сближаться с людьми подобного сорта _ вида и манеры разговора. для целостной картины не хватает разве что бутылки пива в левой руке и бейсболки с эмблемой какого-нибудь футбольного клуба. алексу не нравится. алекс чувствует напряжение и не потому, что этот парень якобы опасен. этот парень почему-то пытается подобраться к ней и выдвигает какие-то непонятные претензии. а ей определённо не нужно лишнее внимание, — решает алекс, неизвестно чем руководствуясь. правами, которых нет? 

— а ты кто такой? — столь банальный _ ожидаемый вопрос вызывает широкую усмешку. воздух ощутимо накаляется. — принцесса, не помню, чтобы за тобой кто-то увивался. эй, ты что в ресторане её подцепил? она занята, эй, — щёлкает пальцами перед лицом, что лихо _ опасно выводит из равновесия, которое алекс в общем-то, способен долго удерживать. после африканских повстанцев, гражданских беспорядков и ядерных угроз, — выучишься невольно. но этот парень вызывает выворачивающее раздражение. этот парень, всё же, опасен. — не думал что ты такая... — продолжение фразы угадывается / считывается машинально, чего слышать не хочется и карина не должна выслушивать бред от человека, которого быть может, даже не знает. он не собирается выяснять, но собирается сделать свой, быть может такой же ошибочной ход. 

— достаточно!.. — люди его профессии попросту не имеют права терять самообладание, и он не теряет, резко поднимая руку, чтобы осторожно оттолкнуть п а р н я на безопасное расстояние. если бы только знал о том, что карина вынуждена с этим п а р н е м работать. был бы ещё осторожнее? предусмотрительнее? что ты сделал бы?  — сейчас мы зайдём внутрь, и ты не будешь нам мешать. я же могу это сделать со своей девушкой? — это была то ли самая огромная ошибка в его жизни, то ли начало чего-то необыкновенного. внутри он проникается истинной мужской гордостью, — «моя девушка».  — и, думаю, тебе не стоит называть её принцессой. не стоит, — предотвращает попытку прорваться к карине, пока на фоне пыхтит во всю счётчик о ш и б о к. следом зарабатывает счётчик прикосновений. алекс берёт карину за руку и уводит в сторону главного входа. 

[indent] тогда он впервые сыграл свою роль. 

[indent]  [indent] и это казалось выходом. 

[indent]  [indent]  [indent] только выхода не было.